Прыснула над собственными мыслями. Нагнулась
над единственной раковиной. Из бачка еле-еле бежал тоненький ручеек ржавой
жижи. Но я-то не привереда. Пить такое нельзя, а вот умыться и рот прополоскать
— запросто.
Дверь отлетела в сторону, предъявляя
широченную ряху Малыша.
— Заканчивай с помывкой, — объявил он. — Я пайки притащил. Жрать охота,
сил нет терпеть.
В нашей пятерке царила полная гармония и
взаимовыручка. Живем вместе, едим вместе и только спим иногда по очереди. Вот
так-то.
— Ты о чем-нибудь, кроме еды, вообще думаешь?
— ехидно вопросила я.
— Точняк, ты, Фартовая, подметила: о бабах еще
думаю. Последнее время даже чаще, чем о земной картохе. Ну, ниче, новый тест
выдюжим, и Медведь нам вольную даст. Йех, погуляем!
— У-у-у, — протянула я в ответ. Если Малыш
забыл о картохе, знать, дело плохо. — И на фига оно вам надо?
Малыш посмотрел на меня жалостливо и покрутил
пальцем у виска.
— Вот ты благая совсем. Мужик без бабы, как
картоха без колорада.
Тут он нахмурился и с сомнением покачал
кудрявой головой. Вспомнил, видать, что я тоже вроде как баба.
— Ты это, домывайся тут. Снаружи подожду.
Я криво усмехнулась и показала приятелю
неприличный жест. Малыш заржал и оставил меня одну.
Над потрескавшейся раковиной висело мутное,
покрытое темными разводами зеркало. В его серой дымке отражалась
девушка-подросток. Атлетическая, подтянутая, с ярко-рыжим ершиком волос. С
веснушками. И зелеными, не по-детски грустными глазами. Вместо модного платья —
униформа, вместо пудры и помады — свежие
ссадины. Тело мускулисто и рельефно, а в душе — вечный сквозняк. Над сердцем
расправила крылья легендарная птица — «клеймо» телохранителей.
Оглянулась на дверь, расстегнула молнию
куртки: да, грудь есть. Но кто ее видит под этой мешковиной? А, может, и
хорошо, что не видят. Ребята считают
меня своим парнем. Дружбаном. А дружбану зачем грудь? Верно, незачем.
Я поежилась от промозглого холода. Ох уж этот
Тифон: растительности нет, воды нет, ничего нет. Только мы — горстка неограненных
алмазов, — так зовет нас Медведь. И
обрабатывает нас. Мнет могучими лапами,
выжимает все соки. Лепит, словно из куска глины, себе подобных сторожевых псов.
Таких же закоренелых, безжалостных и беспощадных. Готовых распороть глотку
любому, кто покусится на хозяина.