У меня дома живёт ньюфаундленд по кличке Бизон. Мы с ним каждое
утро совершаем пятикилометровую пробежку, пересекая широкую рощу.
Время от времени я останавливаюсь, подбираю ветку и стараюсь
закинуть её как можно дальше. Бизон радостно бежит за ней,
приносит, но не отдает сразу, а долго треплет её, а потом
выплевывает мне под ноги. Каждый раз, когда корабль стартует, я
вспоминаю Бизона. Вибрация вызывает ощущение, что гигантский пёс
треплет ракету мощными челюстями и трясёт перед тем как отдать
хозяину.
Потом начинаются перегрузки. Ложемент слегка скрипит, принимая
возросший вес. Когда я поднимался наверх в первый раз, я пару минут
волновался по поводу этого скрипа. Позднее, внизу, техники
объяснили, что так и должно быть, это амортизация. Я не боюсь
перегрузок. Всё то же самое что на центрифуге, только кориолис не
так выражен. Ужас накатывает позже, когда небо теряет голубизну,
наливается чернотой и мириады звёзд, как глаза голодных хищников,
заглядывают прямо в душу. Внутри ворочается страх – вязкий,
холодный, парализующий волю. Сердце бьётся через раз,
захлебывается. Руки немеют. Хочется сжаться в комок, укрыться
толстым одеялом, хоть как-то спрятаться.
Про астрофобию не подозреваешь, пока в первый раз не поднимешься
наверх. А потом задний ход давать уже поздно: слишком много денег,
сил и времени вложено в освоение профессии астронавта. Остается
только стараться не выглядывать в иллюминаторы и считать
голубей.
Первого голубя моё воображение рисует с трудом, преодолевая
навязанный стереотип о космической пустоте. Сизая птица с белым
пятном в форме сердечка на шее материализуется прямо передо мной.
Второй возникает легче. Третий. Четвертый. Пятый. В мой первый
подъем наверх я пытался считать овец, но та попытка с треском
провалилась. Рассудок просто отказывался представлять пасторальные
картинки на высоте двухсот пятидесяти миль над уровнем моря.
Позднее внизу мой психолог посоветовал заменить овец на голубей.
Голуби ассоциируются с небом, с высотой. Когда я служил военным
пилотом, стаи голубей часто сопровождали самолёт при взлёте и
посадке. Сейчас воображаемая голубиная стая спасает меня от
панической атаки.
– Остановка двигателей. Отделение ступени, – сквозь шум
доносятся до меня слова оператора из Хьюстона.
В эфире треск, над Атлантикой проходит грозовой фронт.