— Пустите! — выдохнула яростно. —
Пустите, или я позову на помощь.
— Зовите, мисс Руа. Только в этом
случае вместе с расположением графа вы лишитесь и места.
Сейчас его голос прозвучал как
нахлест цепей, и я поняла, в каком положении оказалась. Сама пошла
за ним, сама остановилась поговорить с мужчиной наедине. Случись
кому-то выйти и увидеть нас, ситуация точно будет истолкована не в
мою пользу. Кровь мигом отхлынула от лица. Как я вообще могла
подумать, что в этом мужчине есть что-то благородное?
— Отпустите, — потребовала уже
тише.
— Уже лучше. Но недостаточно.
— Недостаточно чего? — прошептала еле
слышно.
— Покорности. Женщину украшает
покорность, вы разве не знали об этом?
От такого заявления лишилась дара
речи, а он медленно опустил мою руку вниз. Так медленно и близко к
себе, что моя перчатка скользнула по его пальто. Пальцы при этом
так и не разжал, дернув меня следом за собой. Мы шли рядом, но
именно мне приходилось подстраиваться под его ходьбу. Несмотря на
то, что он прихрамывал. И на то, что мужчина должен замедлить шаг,
если женщине приходится рядом с ним торопиться.
— Куда вы меня ведете?
Усилием воли заставила себя отвести
взгляд от стертого маской профиля: это уже становилось неприлично.
Вовремя, надо сказать, потому что его взгляд скользнул по моему
лицу.
— К выходу, разумеется.
Я зажмурилась. Сейчас мы вместе
появимся в служебном холле, и об этом наверняка доложат мистеру
Ваттингу. А мистер Ваттинг с радостью напишет графу, и… Всевидящий,
какой позор! Он больше не захочет видеть меня не то что рядом с
Линой, но даже в своем доме. Что подумает Лина? Что скажет леди
Ребекка? Пальцы на запястье обжигали, и кожа под ними горела, как в
раскаленных тисках.
— Пожалуйста. Отпустите.
— Отпустите, пожалуйста.
Я глубоко вдохнула и сказала со всем
почтением (особенно, впрочем, ни на что не надеясь):
— Отпустите, пожалуйста.
— Видите, это совсем не сложно.
Хватка разжалась, и я резко
остановилась. Щеки снова пылали, но хуже всего было то, что кожа
все еще полыхала, как от клейма. Невольно потерла ее и проследила
его взгляд, обжигающий не слабее недавнего прикосновения.
— Если собираетесь бить, снимайте
перчатку.
— Что?
— Перчатка, — произнес он, — смягчает
удар. Без нее все чувствуется ярче. Особенно кончиками пальцев.
Он развернулся и зашагал дальше по
коридору, не утруждая себя прощаниями. Я же смотрела ему вслед,
пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Смотрела, пока удаляющуюся
фигуру не украл поворот, и только тогда вспомнила, что так и не
вернула ему платок.