Свет резанул по глазам, и в голове
словно взорвалась граната. Я застонал и снова зажмурился, пытаясь
замереть в таком положении, чтобы боль притихла хоть на чуть-чуть.
Замутило меня страшно, и я едва удержал рвотные позывы. Вроде
получилось, но причиной тому оказался не мой героизм, а скорее то,
что живот был совершенно пустой. Чувствовал я себя так, как будто
по голове прилетело палицей от Сигурда Ужаса Авар, который потом
сплясал на мне свой победный танец.
— Что за фигня происходит? —
прохрипел я и жутко удивился. Во-первых, голос был не мой, а
во-вторых, сказал я это как-то странно. Слова вроде все знакомые, а
выговор какой-то чудной. Как будто я вместо родного языка произнес
что-то на суржике. И вроде все понятно, но непривычно до
крайности.
— Очнулся? — раздалось рядом. —
Третий день валяешься. Ты такое в бреду нес, хоть записывай. Сказки
княгини Милицы рядом не стояли. Ну тебя и приложили, дружище!
— Ты кто? — спросил я. — Пить!
— Кто я? — возмутился голос. — Да ты,
Золотарев, совсем охренел? Я за тебя с нобилями драться полез, а ты
меня не помнишь? Я тут торчу около него, как сиделка, а он… В
следующий раз сам отбивайся! На! Хлебай!
— Прости, — сказал я, одним глотком
выдув полстакана сразу. — Я вообще ничего не помню. Ты меня сейчас
Золотаревым назвал. Это что, фамилия моя?
— Я лучше лекаря позову, — паренек
лет пятнадцати, судя по голосу, заскрипел деревом табуретки и
зашаркал по полу. А потом я услышал. — Сестра! Пригласите, будьте
ласковы, пана лекаря. Тут Золотарев очнулся. Ему, кажись, память
отбили начисто. Сам себя не помнит.
— Где я? Кто я? Как я тут оказался? —
блиц из трех вопросов вымотал меня окончательно, и я чуть было не
отрубился еще раз. Паренек поднес воду к губам, и я втянул в себя
еще полстакана, отчего язык перестал напоминать помесь старой
подошвы и дохлого ежа. И даже вкус гадостный, что стоял во рту,
почти пропал.
— Где больной? — услышал я деловитый
густой бас. — Золотарев? Очнулся, бедолага. Я тебе сезонный
абонемент выпишу, как в театр. Ха-ха… Второй раз за месяц
поступаешь, и каждый раз сотрясение. Не бережешь ты себя!
— Кто со мной это сделал и за что? —
почти спокойно спросил я, не открывая глаз.
— Покой, свет приглушить, рядом
громко не орать! Понятно, бойцы? — лекарь проигнорировал мой вопрос
и ушел. По крайней мере, его шаги удалялись от меня и затихали
где-то вдали.
