- Вот и приехали, - крикнул издалека охранник каравана, ранее
посланный в разведку, - еще полчаса, не больше.
Хе Гоудань облегченно выдохнул, повел окаменевшими за время пути
плечами, открыл блокнот для записей и, проведя кистью по крошечной
походной тушечнице, записал: «День двадцать седьмой путешествия.
Мы, наконец, прибыли в Цай Хонг Ши*. Как и предупреждал учитель,
дорога оказалась утомительной не столько для тела, сколько для ума.
Торговцы, как и охранники, не блещут умом, и все их тайные пороки я
выяснил уже на седьмой-восьмой день пути. Прихваченную в дорогу
нуднейшую, да простит меня учитель, книгу о правилах этикета в
западных землях я со скуки выучил наизусть, а потом научился
впадать в своеобразный дорожный транс. Я заметил, почти все опытные
путешественники неплохо владеют сим искусством. Этот транс
отличается тем, что человек следит за дорогой, делает минимально
необходимые движения и даже поддерживает разговор, но при этом его
ум словно ложится в спячку, в глазах – ни единой мысли, на языке –
скудный набор из тридцати слов, и лишь неожиданный вопрос или
нападение могут вывести его из транса.
Показалась стена Цай Хонг Ши. Несмотря на название, город, а
точнее его стена, выглядит серо и уныло. Впрочем, я слышал, что
радужным его прозвали не из-за пестроты зданий, а из-за странной
системы разделения города на районы, каждому из которых присвоили
какой-то цвет.
Провинция.»
В тушечнице закончились подготовленные заранее чернила, и Хе
Гоудань поневоле прервал записи. Он аккуратно протер кисть
специальным платочком, затем сложил рукоять пополам и засунул ее в
миниатюрный деревянный футляр, прикрепленный к запястью, затем
прикоснулся к записям и заставил их высохнуть. Тушечница также
отправилась в футляр.
Гоудань распрямил спину, потянулся и стал дожидаться въезда в
город.
Возможно, отправиться в далекий провинциальный город было не
самой лучшей идеей, но Гоудань устал ждать, когда же учитель
доверит ему первое дело. Целых одиннадцать лет Хе изучал сложное
искусство сыска, погружался в пыльные свитки, разбирая заковыристые
почерка судебных секретарей, читал никому не нужные книги, которые
писали мастера одного дела – люди, посвятившие свою жизнь какому-то
очень узкому направлению, например, лакированию ногтей на ногах или
способам завязывания шнурка на королевских посланиях. Хе не
представлял, как можно изо дня в день, из года в год делать одно и
то же, и не просто делать, а погружаться туда с головой,
переписываться с такими же фанатиками, стараться выдумать что-то
новое, а потом, ближе к концу жизни, выплеснуть накопленные знания
в толстенный письменный труд, который никто никогда не прочитает.
Кроме учеников уважаемого Зинг Ян Би, конечно.
