Однако Иванушка не улыбнулся в ответ.
Он вообще стеснялся улыбаться. Семь лет назад он выбил себе
передний зуб – при обстоятельствах, из-за которых его отец сердился
до сих пор. Но при появлении тетеньки купеческий сын чуть
приподнялся с дивана и даже склонил голову в учтивом поклоне. Софья
Кузьминична с первого дня своего появления в доме внушала ему
легкую оторопь, но вместе с тем – и некое подобие уважения.
– Да, тетенька, сегодня жарковато, –
кивнул Иванушка. – И скоро я пойду на голубятню. Как только батюшка
меня отпустит.
2
Митрофан Кузьмич Алтынов, купец
первой гильдии, начал утро с того, что приказал работнику одной из
своих лавок погрузить на телегу два пуда воску – для церковных
свечей. В них обнаружился сильный недостаток: всё пожгли на Ильин
день. Так что настоятель Свято-Духовского храма, отец Александр
Тихомиров, вынужден был даже отменить сегодняшнюю вечернюю службу –
опасаясь конфуза: когда нечего окажется возжигать перед ликами
святых. День был будний, никаких значимых праздников на него не
приходилось. И священник заранее всем объявил: нынче вечером
церковь будет закрыта. А сам отправил нарочного к купцу Алтынову,
который состоял старостой при храме Сошествия Святого Духа уже
полтора десятка лет – почти с того самого времени, как потерял
жену. И положил для себя: ни одной минуты в течение дня не
оставаться праздным, чтобы не позволить бесовскому унынию собою
овладеть.
Купец Алтынов частенько бывал в
разъездах – по коммерческим делам. А его бестолковый сынок,
Иванушка, либо торчал на своей голубятне, возвышавшейся в дальней
части двора, либо просиживал штаны в уездной публичной библиотеке.
Читал книги прямо там – почти все карманные деньги тратил на плату
за абонемент. Конечно, Митрофан Кузьмич мог бы привозить сыну
разные книжки из своих многочисленных поездок, однако делать этого
решительно не желал. Нечего было потакать этому недорослю, который
даже отцовскому делу выучиться не мог. Читал хорошо, писать умел
прямо-таки каллиграфически, а вот арифметику не освоил почти что
вовсе. Складывать и вычитать еще мог, а уж умножение и деление для
него были – словно китайский язык. Учитель только и сумел вбить ему
в голову за три года занятий, что глупейший стишок: Пифагоровы
штаны на все стороны равны.
Ну и как, спрашивается, было такого
сынка допускать к торговому делу? Весь отцовский капитал он спустил
бы он вмиг.