Но почему-то я решила, что нынче, когда я стала
взрослой девушкой, все изменится. Недаром же я изучала эти пять лет
и историю, и дипломатию, и основы права - может быть, отец теперь
захочет побеседовать со мной, думала я. Теперь я смогу хотя бы
отчасти, с примесью женской непоследовательности и легкомыслия,
разобраться в его сложных делах. К тому же надо будет выразить
матери сочувствие по поводу обременительных придворных
обязанностей, чтобы она догадалась: я стала достаточно разумной и
теперь хорошо понимаю ее.
Сейчас я сознаю, как в те дни была глупа и
ребячлива. Но тогда весь этот смешной вздор казался мне вершиной
утонченной политики и чем-то исключительным в смысле постижения
чувств и сложных движений чужой души.
Кортеж встречали герольды под златоткаными
штандартами, музыканты с рожками и самая блестящая знать, какую я
могла себе представить. Дормез окружили всадники в сияющих кирасах,
с плюмажами на шлемах и щитами с королевским гербом. Дорога от
городских ворот до Белого Замка была усыпана цветами. Бедный люд,
толпясь по обочинам, кричал: "Да здравствует принцесса! Счастья
тебе, прекрасная!" Тетя, против своих обычных правил, заставила
меня широко раздвинуть занавески, чтобы горожане видели мое лицо, и
дала мне мешочек с мелкой монетой, чтобы я могла творить
милостыню.
Признаться, я была счастлива одарить этих добрых
людей хоть чем-то. Меня тронула их непосредственная радость.
Веселая чумазая девчонка кинула мне какой-то простенький цветок с
желтой серединкой, и я сочла милым приколоть его к корсажу. Это
вызвало восторг толпы - и в дормез бросали цветами, пока он не
въехал во двор замка.
У меня на душе стало светло и весело. Я наивно
радовалась, что простой люд так любит меня, и сама любила весь мир
Божий. Моя душа начала пробуждаться; вдруг показалось, что все,
наконец, изменилось, и жизнь моя теперь будет весела и полна
смысла. Когда мне позволили покинуть дормез, я выскочила, забыв о
тяжести светского костюма - и тетя тут же ткнула меня в спину,
напоминая, что надлежит вести себя прилично.
Этот тычок и вернул меня с небес на землю. Я тут же
прекратила скакать, как двухмесячный щенок, приподняла подол робы и
сделала строгое благочестивое лицо. Моя радость
омрачилась.
Отец сделал несколько шагов мне навстречу. Он был
очень богато одет, но я сочла, что прошедшие со дня нашей последней
встречи годы сильно утомили его. Я робко улыбнулась. Он слегка
обнял меня, потом отстранил от себя и осмотрел с деловитой
внимательностью.