На набережной возвышался средней руки доходный дом, лавок и рестораций поблизости не виделось. Всё это умиротворение ни в коей мере не шло на пользу делу: едва ли найдутся свидетели, зато зевак набежало из ближних домов немало, вытоптали всё подчистую.
Любопытствующие выглядывали из окон ближайших домов, прохожие замедляли шаг и с любопытством косились, и только разношёрстный городской транспорт прокатывался мимо без остановок. Перегораживать улицу и гонять людей было уже поздно, так что Хмарин даже ругаться на служилых не стал. Оглядел зевак — обыкновенный набор петроградских лиц.
Старичок с трубкой, одетый в хорошую шинель, наверняка из жильцов дома, рядом с ним ещё несколько мужчин и низкая широкая баба в цветастом платке, которая бойко лузгала семечки и сквозь них порой принималась причитать «что деется, православные!». Она же и прикрикивала на вездесущих сорванцов. Те зыркали зло, но, кажется, боялись, хотя то и дело перевешивались через перила в сторонке. Особняком, спрятав нос в толстый серый платок, стояла ещё одна невысокая женщина в перешитой шинели.
Притрушенный снежком и посеребрённый изморозью труп случайно обнаружил дворник, когда подметал мостовую, решил сначала — пьяный. Приволок лестницу, спустился посмотреть — вдруг из жильцов его дома кто-то, и только вблизи сообразил, что уж больно легко господин одет для случайного выпивохи, в один только костюмчик, да ещё без обуви. Кликнул городового, тот — околоточного. Каждый считал своим долгом спуститься и посмотреть, и только последний разглядел две дырки на теле и догадался послать за сыскарём. И теперь все трое мерзляво перетаптывались с ноги на ногу у перил, над которыми торчала лестница.
— Медика вызвали? — спросил Хмарин, осмотревшись.
— Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородье, — заверил околоточный Веселов. — А вы что же, не посмотрите?
— Труп переворачивали? — проигнорировал он вопрос.
— Ну… Попытались... Вы извините, Константин Антонович, не сообразили мы как-то сразу, — повинился околоточный. — Подумали, что грешным делом спьяну повалился. Тут гулянка вечером была, жильцы жаловались часов в одиннадцать, так что вон Тёмкин вечером являлся, разгонял, за полночь только всё утихомирилось. Ну и подумали, что из тех кто-то кувырнулся. Или из саночек выпал. Да только не их это, мы уж выспросили, не было такого, а санки-то, я забыл, по каналу в этом году не бегают. По всему видать — господин приличный, хотя и без пашпорту. Денег при нём не было, а вон часы на цепочке и портсигар серебряный, но тут я уж сообразил, не хватал руками.