- Эй, - нам помахали с другой стороны улицы. – Доброго утра!
Филимон радостно ощерился и сплюнул через свежую дыру.
- Зуб выдрал? – поинтересовался я.
- Ага! Сам, - с гордостью произнёс он.
Зубов у Филимона оставалась едва ли половина от положенных
природой, да и те жёлтые, покрытые плотной коркой то ли налёта, то
ли зубного камня.
- Чистить начни.
- Скажешь тоже, - Филимон сунул руки в карманы и произнёс с
убеждённостью: - Не поможет. А порошок в лавке дорогущий.
- В лавке всё дорогущее, - Метелька подавил зевок. – А у нас
старуха опять на дровах экономит. И чай еле тёплый. Колбасу
спрятала.
Филимон пожал плечами:
- Жадная она. Я тебе сразу говорил, давай к нам.
Это в комнату, в которой жили четырнадцать человек? Причём
комната была мало больше старухиной. И кровати стояли тесно,
рядами. Меж ними натянули веревки, а на них повесили старые
простыни.
- И деньгу сбережёшь. Вон, с Шушером перекинуться. Он и ещё Шило
во вторую работают. А вы в первую. Посменно можно спать. И сколько
вы старухе платите? А тут за кровать рубль в месяц
выйдет![3]
Ну да. С его точки зрения изряднейшая экономия.
- Ещё пару в артель кинешь.[4] У нас
ничего мужики, честные…
На проходной собиралась толпа.
В нос шибануло ядрёной смесью запахов: кислой капусты, немытых
тел, дымов, сажи и химии.
- …а по постным дням, так…
Филимон продолжал расхваливать экономность и выгоды артельной
жизни, но я уже не слушал. Во внутреннем дворе было людно и суетно.
Здесь уже запах химикалий, земли и силы почти перебивал вонь
дерьма, доносившуюся от ретирадников.[5]
Небось, опять того и гляди переполнятся.
- А, явилися, оглоеды, мать вашу… - мастер вывалился наружу,
придерживая одной рукой портки, другой – фляжку, которую, верно,
пытался в портки скрыть, а она вон не давалась. – Чего
вылупились?
Он был уже пьян.
Или скорее следовало сказать, что пребывал в обычном своём
состоянии. За всё время работы трезвым мы его не видели. Но так-то
по общему признанию Митрич был мужиком справным. Меру в питии знал.
Матюкаться матюкался, однако рук без повода не распускал. Ну и
штрафы выписывал исключительно по делу, закрывая глаза на огрехи
мелкие и в целом работе фабрики не мешающие.
В общем, золото, а не человек.
- Идите, - он подтянул портки и закашлялся.
А я…
Я уловил тонкий аромат лилий, который стал уже настолько
привычным, что я к нему даже и притерпелся. Да и то, запах появился
и исчез. Что до красных пятен на руке, то ладонь Митрич поспешно
вытер о штаны и махнул. А мы… мы пошли. Чахоткой тут никого не
удивишь.