Однажды вечером, когда мы сидели у огня, отец чинил сеть, а мать
пряла шерсть, я набрался смелости и спросил:
— Отец, а говорят ли в монастыре на латыни?
Аэд поднял глаза, удивлённый моим вопросом. Его пальцы на
мгновение замерли, а затем снова задвигались, проворно сплетая
узлы.
— Говорят, — ответил он. — Но зачем тебе это?
— Я хочу выучить её, — сказал я твёрдо. — Латынь — язык учёных.
Если я научусь, смогу читать книги, понимать больше. Может, даже
стану писцом. Мать перестала прясть, её серые глаза изучали меня с
неожиданной теплотой.
— Ты серьёзно? — спросила она.
— Да, — кивнул я. — В монастыре в пяти милях отсюда учат. Я
слышал, как старейшины говорили об этом. Отец вздохнул, отложил
сеть и почесал бороду.
— Обучение стоит дорого, Бран. Хотя… Монахи берут не только
монетой, но и товаром. Шкурами, зерном...
— У нас есть шкуры, — быстро сказал я. — И я буду помогать ещё
больше. Ловить рыбу, ставить ловушки... Аэд задумался. Я видел, как
в его глазах борются сомнение и гордость. Наконец, он кивнул.
— Хорошо. Завтра пойдём к аббату. Но если он откажется — забудь
об этом.
***
Монастырь Глендалох оказался небольшим, но крепким. Каменные
стены, крытая соломой церковь, несколько хозяйственных построек. В
воздухе пахло дымом, воском и чем-то травяным. Нас встретил монах с
бритой головой и пронзительными голубыми глазами.
— Вы к аббату? — спросил он, оглядывая нас.
— Да, — ответил отец. — Мой сын хочет учиться.
Монах кивнул и повёл нас внутрь. Аббат оказался мужчиной лет
пятидесяти, с живыми глазами и бородой, посеребрённой сединой. Он
сидел за столом, со множеством свитков, и что-то писал. Когда мы
вошли, он отложил перо и улыбнулся.
— Аэд, давно не виделись. Как дела в деревне?
— Живём, — коротко ответил отец. — А вот мой сын, Бран, хочет
учиться латыни.
Аббат перевёл взгляд на меня. Его глаза были тёплыми, но
проницательными, будто он видел меня насквозь.
— Почему латынь? — спросил он.
— Потому что это язык знаний, — ответил я. — Я хочу понимать
больше, чем могу сейчас. Аббат задумался, постукивая пальцами по
столу.
— Латынь — язык сложный. Ты готов трудиться?
— Да.
— Хорошо, — улыбнулся он. — Приноси две шкуры зайца в месяц и
работай в огороде три дня в неделю. Остальное время — учёба.
Отец кивнул, очень довольный условиями, он то рассчитывал на
гораздо более высокую плату и морально готов был платить и
серебром. Так начались мои дни в монастыре.