— Как звать? — спросил я усатого, но довольно молодого парня в
солдатской форме.
— Иваном зовут, Иван Тихомиров я, — сказал денщик. — А вы, ваше
благородие, получается, совсем запамятовали после удара. Но, я
слышал, что такое бывает, а потом проходит…
— Отставить разговоры! Лучше докладывай, зачем явился, — велел
я, отметив про себя, что мои слова прозвучали уже тверже, хотя
тембр был теперь другой, не тот, к которому я привык.
— Так фельдшер приказал повязку вам поменять и компресс снова
наложить на ушибленную голову, — проговорил денщик.
А я хмыкнул:
— Хм, фельдшер, говоришь? Так пусть сам придет. Нечего ему свои
обязанности на других перекладывать.
Денщик попытался фельдшера оправдать:
— Так он же, ваше благородие, с ранеными возится. Много их у нас
после боя, а он один такой на всю крепость. Всю ночь возился, даже
не спал.
Но я настаивал:
— Все равно иди и зови. Скажи, что я его к себе требую. Хочу
взглянуть на него.
— Слушаю-с, ваше благородие, — кивнул денщик и побежал
выполнять.
А я, по-прежнему сидя на кровати, думал о том, что при таком
раскладе для меня перспективы сделать офицерскую карьеру сразу
рисуются. И никакого высшего военного училища оканчивать не нужно.
Раз я тут младший офицер, значит, отучился уже, как положено.
Только не ясно, когда, где, как и какое заведение оканчивал?
Ничерта не помню.
Поймал себя на том, что в голове одни мои собственные
воспоминания крутятся. И совершенно непонятно, как так получилось?
Ведь я уже увидел, что руки, ноги, да и все остальное тело не то,
не мое собственное. Оно принадлежало другому человеку, а моим в
нем, получается, было только сознание. Неужели, этот здешний
Печорин после падения с лошади дух испустил, а моя душа в его тело
вселилась? Все именно на такой расклад указывает. Вот и не верь
теперь в переселение душ…
Фельдшер довольно скоро явился в сопровождении денщика. Он
оказался сухопарым немолодым поседевшим мужчиной с глубокими
морщинами на лбу. Его выцветшие серые глаза ввалились и покраснели,
а под ними лежали тени. Действительно, он выглядел уставшим,
пробурчав с порога оправдания:
— Не извольте гневаться, ваше благородие, что я сам не явился, а
денщика попросил повязку вашу переменить. Раненых у меня полный
лазарет после вчерашнего сражения.
— Да не гневаюсь я, раз уж ты все-таки пришел. Только не помню
ничего. Память у меня отшибло, как упал. Тебя как зовут не
помню.