Однако завтра на гауптвахту, устроенную в сарае деревенского
дома, пришел не особист, а командир полка Филимонов. Протянул
Богданову пояс с кобурой.
– В
полку три летчика остались, – сказал сердито, – а ты
прохлаждаешься. Марш в строй!
Богданов козырнул и побежал к штабной избе. Особист от него
отстал, но разговора не забыл. Год спустя Богданов со штурманом
Колей Сиваковым в составе звена вылетели на бомбежку
железнодорожной станции Ясное. Чтоб не привлекать внимания немцев,
шли к цели порознь, разными маршрутами. И по пути увидели другую
станцию, Петровку, забитую эшелонами. На станции даже горели фонари
– немцы не опасались налета.
–
Командир! – закричал Сиваков. – Ну, ее на хрен, эту Ясную! Ребята
сами справятся. Нельзя такую цель упустить!
Покойный Коля, как и Богданов, был парнем порывистым, надо ли
говорить, что спора не возникло? Они подкрались к станции на
скольжении, бесшумно, и Коля, словно руками, положил первую ФАБ-50
прямо в стоявший под разгрузкой состав с цистернами. К небу
взметнулось высокое пламя, Богданов развернулся, и Коля спустил
вторую бомбу на паровоз у выезда со станции – закупорил путь. После
чего они еще четырежды заходили на цель, а в завершение Коля
построчил из «шкаса». Вся станция была объята пламенем, пылали
нефтеналивные цистерны, с грохотом взрывались снаряды. Обратной
дорогой они с Колей пели. А по возвращению угодили на
гауптвахту.
–
Где были, куда бомбы сбросили? – тянул жилы Синюков. – Какая
Петровка? Ее «Пе-2» разбомбили, из соседнего полка, я звонил.
Признавайтесь, трусы!
Мурыжили их несколько дней, после чего внезапно, без всяких
объяснений выпустили. Позже Богданов узнал, что командующий фронтом
велел представить летчиков, разбомбивших станцию Петровка (из-за
чего сорвалось наступление немцев), к званию Героев. Разведка
выяснила, что на станции сгорели двенадцать эшелонов и семь
паровозов. Командир полка «Пе-2» заикнулся о своих, но на столе
командующего лежало донесение: станцию бомбил У-2. К тому же Пе-2
ночами не летают… Богданова с Колей выпустили, но Героев не дали –
Синюков похлопотал. Вручили каждому необычную среди летчиков медаль
«За отвагу» и велели молчать. Они с Колей рады были: не за орденами
летали.