«Все хорошо, Крыс», – прошептала она. Ложь. Святая, чистая ложь во спасение. Здесь никогда не было «хорошо». Было «терпимо», «еще не сдохли» или «могло быть хуже». «Хорошо» – это слово из другого, давно забытого мира.
«Конечно, Ли», – ответил я, стараясь улыбнуться. Улыбка, наверное, вышла кривой, как траектория полета дохлой мухи. – «Обычный визит вежливости. Проверяли, не завелись ли у нас тут лишние тараканы мыслей».
Она не улыбнулась. Только посмотрела на меня своими огромными, темными глазами, в которых отражался весь мрак сорок седьмого этажа. Но в самой глубине этих глаз всегда тлел огонек. Маленький, упрямый, как тот ее чахлый росток в консервной банке. Этот огонек и был моим единственным просветом. Тем, ради чего стоило каждый день вгрызаться в эту жизнь, как оголодавший пес в кость.
Я подошел к своим скромным запасам. Достал банку с персиками.
«Смотри, что принес», – я протянул ей консервы. – «Сегодня у нас… почти праздник».
На ее лице медленно, очень медленно, как первый цветок после долгой зимы, расцвела слабая улыбка. И в этот момент мне показалось, что даже воздух в нашей конуре стал чуть чище, а гул Башни – чуть тише. Ради таких моментов и стоило терпеть «Чистильщиков», вонь, мрак и ежедневное напоминание о том, что ты – всего лишь пыль под ногами этой бетонной махины.
Лия взяла банку, ее пальцы осторожно прошлись по гладкой, холодной поверхности металла. Словно это было не просто железо, а какой-то древний артефакт.
«Персики… – прошептала она. – Я уже и забыла, какие они на вкус».
«Сегодня вспомним», – сказал я. – «Если, конечно, эти ублюдки не выбили из меня весь аппетит».
Мы сидели на моем лежаке, в нашей выстуженной, развороченной конуре с выбитой дверью, и ели персики прямо из банки, по очереди, передавая ее друг другу. Липкий, сладкий сок тек по подбородкам. И это было лучшее, что случалось со мной за последние месяцы. Маленький акт неповиновения. Наш собственный, крошечный праздник посреди чумы.
Но даже сладость персиков не могла заглушить тихий, ледяной шепоток в глубине сознания: «они еще вернутся». И я знал, что это не паранойя. Это была трезвая оценка реальности нашего Нулевого Этажа жизни, где любой хрупкий свет мог быть в любой момент безжалостно растоптан тяжелым ботинком системы.
Глава 3. Шепот Обвинения