Трое выкатились из конторы наружу, щурясь от света.
– Зуб даю, их Борсимес-глиномес поднялся на нечестных делах, – возмущался Нумерий, пересчитывая деньги. – Подумаешь, подвеска-подражание, мало дали.
Кесарий лишь развёл руками и подумал про себя:
«Спасибо, что её вообще выкупили, болван. Видно же – подкрашенный сплав меди. Зачем так ломить…»
– Отметим удачную сделку? – Нумерий протянул Кесарию оплату за оказанную услугу, и тот сразу спрятал её в потайной карман своей любимой наплечной сумы. – Пару медяков пропить не грех.
– Благодарю, но некогда. – Он гадал, какой прок его нанимателю продолжать с ним общение и боялся, что его попытаются втянуть в сомнительные схемы. А ведь деньги, пусть не такие большие, достались легко.
– О, неужели настолько заняты? – Тыканье сменилось лебезящей уважительностью.
Кесарий тут же недобрым словом припомнил Плиния Младшего, что ввёл моду на выканье. А вывести теперь никто не в состоянии.
– Сейчас собираюсь послушать проповедь, – резво сообразил он, заметив собравшуюся вокруг оратора человек тридцать.
Набожным молодой мужчина не был, но искренне верил в высшие силы, хотя ещё в детстве жизненные обстоятельства заставили его усомниться в словах взрослых о милостивом Господе. Если на всё воля божья, то с какой целью тот позволил его родителям умереть молодыми? Именно последние пару недель Кесарий часто задумывался, а где бы он был сейчас, если бы не та трагедия. А ещё не мог отделаться от мысли о существовании для него особого предназначения, пускай и незначительного.
– Понял-принял! – Нумерий бойко откланялся и в сопровождении помощника удалился восвояси.
Уроженец Прокопии молча помахал им и влился в толпу. Проповедник же заметно радовался каждому новому слушателю. Это придавало ему уверенности, делало голос звонче.
– Мы живем по странному календарю, – продолжалась речь. – Только подумайте: первый год нашего летоисчисления – год восшествия на престол Диоклетиана, тирана-самодура. Нешто приходилось христианам переживать худшие гонения, чем при нём? Мы запамятовали о десятилетии унижений для тех, кто тогда только начал открыто нести истину. Их ждали клетки, казни и цепи. Никто до него не обязывал всё население поголовно справлять языческие обряды и делать жертвоприношения. Слава же Константину, понеже