Наконец-то!
Покинув свое бренное тело, я положенное время пребывала «рядом» с домом, где я провела последние годы земной жизни, по традиции напоминая о себе бывшей родне, и не без некоторого облегчения взмыла на «небо» сразу же после сороковин. Ситуация была для меня довольно неопределенная, что называется между небом и землей, я еще к этому не привыкла. Я еще очень молодая душа, это было первое мое посещение Дольнего мира, и хотя я скорбела по Ушедшему, все же новые, теперешние мои перспективы томили своими соблазнами. Конечно, я прекрасно понимала, что в христианской части того мира, куда мне предстояло прибыть, обстановка спокойнее и благопристойнее, чем у соседей. И все же я волновалась. Я смутно припоминаю, что пока я еще мужала для первого воплощения, я ощущала себя совсем незрелой душонкой, рвущейся поскорее воплотиться, я не слишком задумывалась об ответственности за первую бренную жизнь, которая мне досталась. Да, да, первый раз всегда от нас не зависит, это как распределение в советском ВУЗе – получил направление и – вперед, считай, что повезло. Другим приходится и ждать, и хлопотать, и даже… – впрочем, все по порядку. Помню только, что ощущение было такое, будто я бесконечно долго была как бы книгой, которая одновременно читала и писала сама себя, – или нет, скорее – огромной библиотекой, в которой пишутся все новые и новые книги, книги попадают на полки, потом их кто-то читает и пишет свою, еще одну – и так до конца жизни этой библиотеки. Кажется, что вот уже все знаешь, ко всему готова, дайте только «порулить» – ан не тут-то было. И, кстати, первый раз у меня получился не слишком удачный – начала я хорошо, развернулась вовремя, обжилась уютно и без конфликтов и с телом, и с совсем еще молоденьким тогда рассудком, и с Ближними, а главное – с родителями тела. Но потом все как-то пошло наперекосяк, стали портиться отношения со страстями, причем, видимо, я сама была виновата, они вели себя как и подобает, вполне предсказуемо, а я чего-то заартачилась. От меня, помню, постепенно отвернулись и рассудок, и влечения, сперва телесные, потом и в моих собственных вышел скандал, тут наложились чисто внешние события – отец тела пропал на войне, а матери досталось такое, что не дай Бог никому. Мои товарки, душки-соседки, пытались как-то вытащить нас, помочь, был даже случай – вспоминаешь, так слеза прошибает, – самопожертвования ради нас, – но я жила и впрямь как в потемках, стала «себе на уме», хоть и знала, что делать этого не следует. В общем, кончилось все нехорошо и гораздо раньше времени. Говорить об этом мне никогда не приходилось, а вспоминать горько.
